***
Сопровождаемая криками "Марат — Париж", в полном смятении шла по территории республиканской психиатрической лечебницы, сторонясь каждого встречного. Странный старичок сопровождал возгласами о самом себе и французской столице каждый мой шаг. Двигаясь вслед за мной вдоль ограждающего его от внешнего мира забора прогулочной площадки, улыбался и постоянно кивал своей, по всей видимости, больной головой. Так, под бессмысленным взглядом его глаз, вошла я в третье и одно из самых тяжелых отделений лечебницы. Надежда умирает последней
***
Обычный для всех медицинских учреждений запах "лекарств" встретил на пороге. Ни душераздирающих криков, ни очумевших от безумия своих подопечных санитаров, вопреки ожиданиям, не услышала и не увидела. Тихо, как в обычном терапевтическом отделении.
— Зря вы к нам пришли, — говорит мне заведующая отделением Ирина Ленская.
—У нас тяжелобольные люди лежат. И вряд ли это может показаться кому-то интересным.
Отвечаю ей и не могу избавиться от ощущения, что прохожу тест на психическое здоровье. У всех психиатров, судя по моим наблюдениям, есть одна общая, отличительная от людей других профессий, черта. Разговаривая, они постоянно смотрят вам в глаза, и кажется, что насквозь видят вашу душу. От этого взгляда никуда не денешься. Вас сканируют, как это делает компьютер, считывающий информацию с дискеты!
Ирина Ленская работает в этой больнице почти 30 лет. В ее отделении 45 человек. Всех пациентов знает поименно, наизусть пересказывает истории болезни. Ведь многие из ее подопечных выписываются только для Того, чтобы снова вернуться.
У входа в отделение за столом две санитарки. Никаких вам медбратьев двухметрового роста со смирительными рубашками. Да и сами больные в полосатых пижамах по отделению не бегают. Так что все мифы о заведенных в дурдоме порядках моментально рассеиваются.
Едва успели переступить порог, как к нам подошел известный на всю клинику Марат — Париж. Идя за нами по пятам, раз пятнадцать упомянул французскую столицу. По крайней мере, это все, что мне удалось понять. Все остальное — нечленораздельный набор фраз, сопровождаемый невоспроизводимыми звуками.
— Как дела, Маратик? — спрашивает его Ирина Геннадьевна, берет за руку и внимательно смотрит ему в глаза.
— Марат — Париж! — восклицает дедушка и, постоянно кивая головой, снова начинает декларировать одному ему понятый монолог, далекий от рассказа про "житие-бытие".
— Ирина Геннадьевна, — обратился к врачу мужчина на вид лет тридцати, — я, кажется, знаю, из-за чего у меня это все. Из-за военных таблеток — тарена, которые я в детстве глотал. Может же это быть?
— Нет, не думаю. Но вы не беспокойтесь, идете на поправку, скоро поедете домой.
О выписке заведующую отделением просили человек пять. Лично я бы выписала только одного. В каждой палате по пять — шесть кроватей. Всего в отделении сорок пять человек. Большинство больных на наше появление в их комнате не реагировало. Словно и нет нас рядом с ними.
— Шизофрения — это полная апатия, — объясняет мне завотделением. — У людей нет никаких планов, целей. Им ничего от этой жизни не надо. Вот, например, Серик, уже десять лет просто сидит. И его невозможно вывести из этого состояния.
Кроме Серика, который действительно просто сидит, зажав коленями ладони, есть еще и двадцатилетний Костик. Первые дни в больнице он ничего не ел. Когда наблюдаешь за такими людьми, кажется, что они живут в каком-то другом, своем мире. Однажды придумав его, они больше не хотят возвращаться в общую, многолюдную, а потому тесную реальность. Чтобы не дать Косте умереть, врачам пришлось применить электросудорожную терапию. Болезненная, но эффективная процедура проводится только с письменного разрешения родственников. Уже после первого сеанса парень начал есть.
— Как Костик? — спросил у Ирины Геннадьевны дядя больного. Каждый день он или Костина мама приходят в лечебницу, чтобы накормить парня домашним.
— Взгляд более осмысленным стал. Вроде есть улучшения. Вот только вчера эта неприятная история с соседом Костика… Но вы, главное, не теряйте надежды.
Родственник грустно улыбнулся врачу и пошел в отделение.
— Вчера Виталик, который лежит в одной палате с Костей, — рассказывает мне Ирина Геннадьевна, — ударил его маму. Она, как всегда, кормила сына, и тут вдруг подскочил Виталик и ударил ее по лицу.
— Что, просто взял и ударил? Ни с Того ни с сего?
— У нас кончается аминазин. Приходится экономить. Препараты, необходимые нам для успокоения и лечения больных, попали под программу по борьбе с наркотиками в стране. Аптеки отказываются завозить нам лекарства, не хотят с этим связываться: бегать по коридорам, собирать кипу разрешительных документов. Почему-то, когда принимали это постановление, нас, врачей, никто не выслушал. Это же совсем другой ряд… Что будем делать, когда все закончится… Серьезная угроза для общества. Мы не справимся с нашими больными без этих препаратов. Если бы вчера Виталик получил аминазин, то и женщину бы не ударил… Хочу помочь ФСБ!!!
У каждого пациента, конечно, своя история. В больнице есть парень, который в приступе шизофренического гнева убил свою бабушку. Шесть лет его держали на принудительном лечении. Сейчас он лежит в республиканской лечебнице, но на особом учете. Если кто-то из таких больных сбегает, врачи обязательно сообщают в полицию.
Клиент, которого доставили ночью, накануне моего прихода, позвонил в полицию, чтобы рассказать о том, где в России произойдет очередной взрыв. Полицейские в телефонном разговоре бреду больного, конечно, не вняли. Сергей Степанович вышел на улицу, остановил первую же патрульную машину, сел внутрь и потребовал отвезти в отделение.
— У меня есть важная информация о террористическом акте. Говорить буду только с руководством.
На входе Сергей Степанович потребовал у дежурного Бостандыкского РОВД немедленной встречи с представителями российского посольства и ФСБ. Пообещав носителю особо важной информации встречу с самим Путиным, полицейские потихоньку вызвали шестую бригаду. Так Сергей Степанович оказался в республиканском доме для сумасшедших людей. Потомок Чингисхана
У Кайрата история похлеще. Он уверен, что Чингисхан и Ольга Долгорукая — его непосредственные прародители. Кандидат исторических наук при нашем появлении в его палате, как и положено джентльмену, встал. Улыбаясь, он обязательно предложил бы нам стул, если бы в комнате был свободный. На вид — чистый интеллигент с вполне осмысленным взглядом. Спокойная, уравновешенная, связанная речь. Только если не вникать в то, что он говорит…
Ирина Геннадьевна пригласила его в свой кабинет на беседу. Честно говоря, до своего визита в клинику я никогда не думала, что с этими людьми вообще можно разговаривать. И главное — как? Слушать этот бред? Подыгрывать им каждый день за пять, максимум девять тысяч тенге и при этом самой не сойти с ума? А ведь врачи не разговаривают с больными так, как с больными. Вполне, казалось бы, нормальный диалог. Ни медленнее, ни громче обычного.
— Кайрат, вас завтра в дом инвалидов перевозят жить. Вы же умный человек, кандидат исторических наук. Зачем вы сдаетесь?
— Мы с вами по разному на жизнь смотрим. Меня в детстве кагэбэшники пытали. Держали нас в подвале, опыты на нас ставили. А все потому, что моего деда под Курском Гитлер за заслуги перед Германией наградил. Он учился в немецком военном училище. Все знаменитые воины — в нашем роду. Чингисхан — мой предок. Фотографии есть: дед, Гитлер и Гиммлер на фоне танков под Курской дугой. Победители!!!
Кайрат и его сестра в больницу попали вместе. Карлыгаш — врач — кардиолог. Оба остались без работы, продали дом в Шымкенте, потом и квартиру в Алматы, чтобы как-то прожить. Деньги кончились, оказались на улице. Врач и ученый превратились в бомжей. А потом вдруг однажды ночью пошли и разбили окна в Алматинском КНБ. На недоуменное чекистское "зачем", отвечали: "Чтоб вы нас к уголовникам посадили, а они нас убили". След Кашпировского и миф о гипнозе
Начало девяностых для наших психиатров ознаменовалось "наплывом" больных отдельной и вполне конкретной категории — жертв Кашпировского. Профессиональных возможностей своего коллеги врачи не оспаривают, но вот без побочных эффектов не обошлось. Включив однажды телевизор и получив от гипнотика команду "вращаться вокруг своей оси", некоторые круговых движений своего тела остановить так и не смогли.
Гипнозу поддаются 95 процентов людей. Но прежде чем использовать этот рычаг, психологи выясняют степень внушаемости. До воскового состояния, когда ноги и руки повисают в воздухе, можно довести каждого. А рвать ромашки в виртуальном саду могут только особо внушаемые личности.
В республиканской лечебнице, как, впрочем, и во всей мировой практике, от гипноза уже отошли. Ненадежным и зыбким считают психиатры этот метод. Гипноз чаще используют для мышечной релаксации. На грани
Во втором отделении совсем другая, почти домашняя обстановка. Телевизоры, ковровые дорожки, комнатные цветы. Если бы не белые халаты, и не подумаешь, что больница. Пациенты этого отделения — люди с затянувшейся депрессией, особой тягой к алкоголю или просто заблудившиеся сами в себе.
— Можно мне принять участие в ваших тренингах? — спрашиваю у психокорректора Татьяны Козловой.
— Только если группа согласится. И то, сядете не в круг, а за него.
Получив молчаливое согласие группы, села в кресло у окна. Полуторачасовой тренинг Татьяна Васильевна проводит три раза в неделю. Взявшись за руки, участники круга поприветствовали друг друга и стали делиться наболевшим. В отделении пограничного состояния медикаменты отнюдь не главный способ помочь. Здесь лечат словом, учат понимать себя и природу человеческих взаимоотношений. Рассказывают о том, что, по сути, нужно знать каждому из нас. В круге не признаются отчества, обращаются только на "ты".
— У меня внутри что — то копится, копится, — говорит Ерлан, — а потом выплескивается наружу. На людей с кулаками бросаюсь.
— Что значит "копится, копится"? Само по себе, что ли? Мы всегда пытаемся переложить вину на кого - то, что — то. Но ведь это ты копишь, и ты это выплескиваешь. Нужно научиться избавляться от этого.
По ходу обсуждения выяснили, почему же наш зритель так любит бразильские сериалы. Эмоции нам интересны.
— С детства мальчикам говорят: "Не плачь! Ты же мужчина!". А ведь слезы — это один из лучших способов снятия стресса, так же, как и сон. У нас мужчины запрограммированы: "не плакать!". Но только тех мужчин, которые не боятся показать свою "слабость", можно назвать по — настоящему сильными. Еще один способ восстановить душевное равновесие — вдоволь поспать. Это тоже удается немногим.
Привычный для нашего человека стакан водки в трудной, стрессовой ситуации — не выход. Все как раз наоборот. Заливая каждый раз беспокойную душеньку "трудной водой", делаем большой шаг навстречу алкоголизму. Среди клиентов наркодиспансеров и третьего отделения дурдома (о его жильцах еще раз прочтите выше) немало тех, кто, пропустив для успокоения рюмочку — другую, остановиться так и не смог.
Другой участник круга свою историю рассказать отказался.
— Если я заговорю, то это уже как бы не я. Не моя голова рождает эти мысли.
— Значит, если не голова, а сердце, то это уже не ты?
Чтобы доказать обратное, Марата поставили на стул. Он — голова. А на пол посадили четырех человек — четыре основных наших чувства. Любовь, гнев, страх и вина. Именно эти четыре чувства — прародители остальных наших эмоций, ощущений. Не желавшая слушать сердце и душу голова заболела. Когда разумное и подсознательное не могут договориться, человек оказывается в тупике.
— Те, кто знает, как говорит сердце, и умеет это выражать, к нам не приходят, — сказала Татьяна Козлова.
А я подумала: очень жаль. Большая часть оказавшихся здесь людей не смогли справиться с какой-то конкретной сложной ситуацией. Безысходность и страх перед ней заставляют депрессантов приходить к психотерапевту. В клинике лечится много женщин после разводов. К тому же, как известно, у каждого из нас в голове имеются свои "тараканы". И лучший дихлофос — это не водка, а умение договориться с самим собой. Мне, например, тоже дали понять — пара недель в наших апартаментах вам не повредит…
Ксения КАСПАРИ. Большое спасибо за помощь главному врачу Республиканской клинической психиатрической больницы Бегалы Айтбембетову, заведующим третьим и вторым отделениями Ирине Ленской и Гульнар Рыскуловой
***